Julijana Velichkovska

makedonščina

Джо Дассен

Джо Дассен входил в каждый дом,
Танцевал с каждой домохозяйкой,
Объяснял каждому уставшему мужчине,
Что ещё будут золотые времена,
Там, на Елисейских полях.
Он надевал белые штаны и белые туфли,
Распахнутую на груди рубаху,
Выходил из дома рано утром и не возвращался
До самой глубокой ночи, а иногда
Пропадал и по нескольку суток.
Он пел, и пел, и пел, медленно опуская
Всё на свои места, всё, что готово было обрушиться
И уже накренилось. Он оборачивал бьющиеся
Вещи, вроде женских сердец, в мягкие шарфы
И косынки. И постоянно протирал пыль на
Всех проигрывателях планеты. В перерывах,
Коротких, слишком коротких, он улетал на Лазурный
Берег, и забегал в море, в леопардовых плавках.
А потом наскоро вытирался, выкуривал сигарету
И быстрым шагом направлялся к личному самолету,
Уже повторяя, проминая губами первые строчки,
Которые становились мякотью всепрощения.
А люди включали проигрыватели, телевизоры,
Радиоприёмники, и везде он был нужен.
И даже его смерть никто не принял всерьез.
«Пой, — говорили ему, — пой!» И он, медленный,
курчавый, с бакенбардами, приближался
даже из небытия, и упрашивал, упрашивал:
«Положи свое сердце на место, не
разбивай его».

© Sergej Timofejev
Avdio produkcija: Haus für Poesie, 2019

Џо Дасин

Џо Дасин влегуваше во секој дом,
Танцуваше со секоја домаќинка,
Му објаснуваше на секој уморен маж
Дека доаѓаат златни времиња,
Таму, на Елисејските полиња.
Облекуваше бели панталони и бели чевли,
Кошулата раскопчана на градите,
Излегуваше оддома рано наутро и не се враќаше сѐ до
глуво доба, а понекогаш
Го немаше со денови.
Пееше, и пееше, и пееше полека дозволувајќи
Сѐ да си дојде на свое место, сѐ што било готово да се сруши
И веќе беше разнишано. Ги виткаше работите што бијат
Како на пример, женските срца, во меки шалови
И марамчиња. И постојано ја бришеше прашината од
Сите грамофони на планетата. Во интервали,
Кратки, прекратки, влетуваше на Азурниот
Брег и се затрчуваше кон морето во гаќички за капење со леопардови шари.
А потем, брзо ќе се избришеше, ќе ја допушеше цигарата
И со брз чекор иташе кон својот приватен авион,
Веќе повторувајќи ги, со усните размесувајќи ги првите стихови
Што се претвораа во мекото среде од прошката за сите.
А луѓето ги вклучуваа нивните грамофони, телевизори,
Радиоприемници, секаде каде што им беше потребен.
Дури и неговата смрт никој не ја сфати сериозно.
„Пеј ― му велеа ― пеј!“ И тој, полека,
Со кадрава коса, со бакенбарди, се приближуваше
Дури и од небитие, и преколнуваше, и преколнуваше:
„Врати си го срцето на место, не
крши го.“

Препев од руски — Јулијана Величковска