Стратег над картой устанавливает закон;
Золотой песок в клепсидре;
                                                   глаза
Детей как у взрослых, и мудрость в игре
Под кипарисом, где крошечное пламя травы
Слизывает с камня буквы, которые воздух
Учит наизусть;
                           и купола в зное
Полудня, тяжелого от самоповтора; море
У порога города, и снег на границе,
Изрисованный следами: смешались волчьи
С чужеземными. Печать на письме,
В кольце – движение мертвой руки.
На стенах – тени движения
Мгновения в вечную славу;
Пчела над цветком жужжит про старость, звезда
Опускает крылатую тень, как якорь,
В мелкое море. Продолжается битва.

Вытерпеть одиночество, без расплаты
За обмен сияния на невинность, без точки в конце
Торжественного и тяжелого предложения.
Язык, и дальше становящийся непонятным,
Прославляет движение, которое создало его, удаляясь
В центр чистого, потерянного круга.
Ветер у границ; длинный мыс
Искрится копьем в полуденном море.

Стратег над картой, писарь над свидетельством
О попытке продлиться. В неопалимой купине
Горят глаза василиска. Охотник
Осторожно сдвигает зеркало,
Уставшее от внимания; язык змеи
И гребень петуха, и окончательный взгляд
В глаза человека, подобный необычной правде
Заканчивающегося искушения.

Часовой у городских ворот крестится
Движением, которое не знает последствия.
Порт на ночь закрывают цепями
И горит лампада в царской комнате.
И Пантократор в золоте калота
В величии чистого отсутствия
Повторяет благословенное движение.

И ночь, чтобы стала длинней всех ночей,
И власть ее чтобы длилась и длилась
Над уже проигранным в итоге сражением:

Когда зрелость вернет себе взгляд,
Опасный без зеркала, без обмана,
Как первый зверь в свое первое утро.