Aivars Eipurs
Übersetzer:in
auf Lyrikline: 4 Gedichte übersetzt
aus: russisch nach: lettisch
Original
Übersetzung
[А снег всё идёт, падает...]
russisch | Linor Goralik
А снег всё идёт, падает,
идёт, падает.
И мы в нём идём и падаем,
идём и падаем.
А шар всё встряхивают и встряхивают,
встряхивают и встряхивают.
Москва: АРГО-РИСК; Книжное обозрение, 2007
ISBN: 5-86856-139-2
Audio production: Aquanaut studio (2012)
[Bet sniegs tik snieg, krīt...]
lettisch
Bet sniegs tik snieg, krīt,
snieg, krīt.
Un mēs tajā ejam un krītam,
ejam un krītam.
Bet zemeslodi aizvien purina un purina,
purina un purina.
[Как можно писать стихи после четырнадцатого января 1942 года?..]
russisch | Linor Goralik
Александру Барашу
После 6 февраля 43-го? После 11 марта 1952-го?
Как можно писать стихи после 22 июня 1917-го?
После июля 1917-го? После марта 1984-го?
Как можно писать стихи после 6 ноября 1974 года,
11 сентября 1965 года, 1 августа 1902-го,
9 мая 1912-го?
Как можно писать стихи после 26-го числа прошлого месяца?
После 10 июня прошлого года? После 12 июня?
После 14 декабря 1922 года?
После этого четверга?
После того, что случилось сегодня в три?
Ужасней, наверное, было только первое ноября 1972 года.
Только 12-е апреля семьдесят третьего было, возможно, ещё страшнее.
Или шестое августа 86-го. 4 сентября 1913-го. Или, скажем,
двадцать пятое июля 1933 года. Или двадцать шестое.
Кто-то наверняка упал с передвижной лестницы в библиотеке,
сломал позвоночник, никогда не сможет двигаться.
Кто-то, наверное, погиб,
по ошибке подорвав себя вместе с заложниками.
У кого-то, скорее всего, ребёнок побежал за мороженым,
буквально за два квартала,
и никогда не вернулся.
Нет, буквально за угол. Нет, буквально в соседний дом.
Нет, вернулся восемнадцать лет спустя, 25 марта.
Или двенадцать лет назад, 24 ноября, в 15:00.
Умер 26-го числа прошлого месяца.
Написал одно-единственное стихотворение, очень плохое.
Озолниеки: Literature without borders, 2015
ISBN: 978-9934-14-555-1
Audio production: Aquanaut studio (2012)
[Kā var rakstīt dzeju pēc 1942. gada četrpadsmitā janvāra?..]
lettisch
Aleksandram Barašam
Kā var rakstīt dzeju pēc 1942. gada četrpadsmitā janvāra?
Pēc 43. sestā februāra? Pēc 1952. vienpadsmitā marta?
Kā var rakstīt dzeju pēc 1917. gada 22. jūnija?
Pēc 1917. jūlija? Pēc 1984. marta?
Kā var rakstīt dzeju pēc 1974. gada sestā novembra,
1965. gada 11. septembra, 1902. gada 1. augusta,
1912. gada 9. maija?
Kā var rakstīt dzeju pēc pagājušā mēneša 26. datuma?
Pēc pagājušā gada 10. jūnija? Pēc 12. jūnija?
Pēc 1922. gada 14. decembra?
Pēc šīs ceturtdienas?
Pēc tā, kas notika šodien trijos?
Šausmīgāk laikam bija tikai 1972. gada pirmajā novembrī.
Tikai septiņdesmit trešā gada 12. aprīlī, iespējams, bija vēl šausmīgāk.
Vai 86. sestajā augustā, 1913. gada 4.septembrī. Vai, teiksim,
1933. gada divdesmit piektais jūlijs. Vai divdesmit sestais.
Kāds droši vien nokrita no saliekamajām trepēm bibliotēkā,
salauza mugurkaulu, nekad nevarēs kustēties.
Kāds droši vien aizgāja bojā,
kļūdas dēļ uzspridzinot sevi kopā ar ķīlniekiem.
Kādam, visdrīzāk, bērns aizskrēja pēc saldējuma
burtiski divus kvartālus
un nekad neatgriezās.
Nē, burtiski, aiz stūra. Nē, burtiski uz kaimiņu māju.
Nē, atgriezās pēc astoņpadsmit gadiem, 25. martā.
Pirms divpadsmit gadiem, 24. novembrī, 15:00.
Nomira pagājušā mēneša 26. datumā.
Uzrakstīja vienu vienīgu dzejoli, ļoti sliktu.
[Ночью, в самом начале...]
russisch | Linor Goralik
Ночью,
в самом начале удивительно тёплого месяца,
он обошёл всех остальных
и велел собираться.
Кто-то был предупреждён заранее.
Большинство — нет.
Сначала он боялся,
что их выдаст
испуганный недоуменный гомон,
дребезжание пыльных шкафов,
истерический перезвон ножей.
Потом это стало неважно.
Перепуганно причитали длинные старые селёдочницы,
плакали ничего не понимающие маленькие рюмки,
утюги столпились в дверях
осоловелым, покорным стадом.
Тарелки метались,
не понимая, как можно бросить
весь этот затхлый скарб —
потемневшие скатерти,
грязные кухоные полотенца,
священные бабушкины салфетки.
Жирная утятница, воровато озираясь,
быстро заглатывала серебряные ложечки.
Солонка трясла свою пыльную, захватанную сестру,
истерически повторявшую:
«Она догонит и перебьёт нас!
Она догонит и перебьёт нас!..»
Он неловко ударил её
деревянной засаленной ручкой.
Она замолчала.
Когда они, наконец, двинулись вниз по пригорку,
вся околица слышала их,
вся деревня смотрела на них из окон.
Когда они добежали до реки,
топот Федоры уже отзывался дрожью
в его тусклых от застаревшей грязи
медных боках.
Задние ряды проклинали его,
скатывались в канавы, отставали.
Средние плакали, проклинали его, но шли.
Передних не было, —
только он,
на подгибающихся старых ногах,
в молчаливом ужасе
ответственности и сомнений.
Когда они всё-таки добежали до реки —
измученные, треснувшие, надбитые, —
он обернулся и сказал им: «Вот увидите,
мы войдём в воду — и выйдем из неё другими».
Но тут река расступилась.
Озолниеки: Literature without borders, 2015
ISBN: 978-9934-14-555-1
Audio production: Aquanaut studio (2012)
[Naktī, apbrīnojami siltā mēneša pašā sākumā...]
lettisch
Naktī,
apbrīnojami siltā mēneša pašā sākumā,
viņš apgāja visus pārējos
un lika posties ceļam.
Kāds bija brīdināts.
Vairākums — nē.
Sākumā viņš baidījās,
ka viņus nodos
tramīgais neziņas troksnis,
putekļaino skapju drebēšana,
histēriska nažu šķinda.
Pēc tam tas vairs nebija svarīgi.
Pārbaidīti vaimanāja garie vecie siļķu trauki,
raudāja neko nesaprotošās mazās glāzītes,
durvīs drūzmējās
samiegojušos gludekļu paklausīgais bars.
Šaudījās šķīvji,
nesaprotot, kā var pamest
visu šo satrunējušo iedzīvi —
nomelnējušos galdautus,
netīros virtuves dvieļus,
vecāsmātes svētās salvetes.
Taukainais pīļu sautējamais trauks, zaglīgi blenžot,
ātri rija sudraba karotītes.
Sālstrauciņš kratīja savu putekļaino, daudzčamdīto māsu,
kura histēriski atkārtoja:
„Viņa panāks un nositīs mūs!”
Viņa panāks un nositīs mūs!...”
Viņš neveikli iesita viņai
ar taukaino koka rokturi.
Viņa apklusa.
Kad viņi beidzot no pakalna devās ceļā,
visa apkārtne tos dzirdēja,
visa sādža skatījās uz viņiem pa logu.
Kad viņi aizskrēja līdz upei,
Fedoras soļi jau uzdzina drebuļus
viņa no sastāvējušiem netīrumiem blāvajos
vara sānos.
Pēdējās rindas viņu nolādēja,
ripoja grāvjos, atpalika.
Vidējās raudāja, nolādēja viņu, bet gāja.
Priekšējo nebija, —
tikai viņš,
uz vecām ļodzīgām kājām
atbildības un šaubu
mēmajās šausmās.
Kad viņi tomēr aizskrēja līdz upei —
nomocīti, ieplīsuši, apdauzīti, —
viņš pagriezās un viņiem teica: ”Jūs redzēsit,
mēs ieiesim ūdenī — un iznāksim no tā citādi.”
Taču tad upe pašķīrās.
[не подумай, что это бездомный...]
russisch | Semyon Khanin
не подумай, что это бездомный
просто он потерял ключи
и четвёртый месяц ночует на ступеньках
мебельного магазина
кажется ему не очень удобно
в такой скрюченной позе
а на самом деле он акробат
и так ему намного сподручней дремать
с чего ты взяла, что он умер
подумаешь, не дышит
чего ещё ждать от продвинутых йогов
умеющих задерживать дыхание на многие годы
ну, точнее, почти навсегда
aus: Семён Ханин. Вплавь
Рига: Орбита, 2013
ISBN: 978-9934-8361-4-5
Audio production: Semyon Khanin / Семён Ханин
[nedomā, ka viņš ir bezpajumtnieks...]
lettisch
nedomā, ka viņš ir bezpajumtnieks
tikai pazaudējis atslēgas
un ceturto mēnesi nakšņo uz mēbeļu veikala
kāpnēm
liekas, viņam nav ērti
tik nedabiskā pozā
taču īstenībā viņš ir akrobāts
un tā viņam gulēt daudz parocīgāk
kur tu ņēmi, ka viņš miris
padomā tik, neelpo
ko gan citu var gaidīt no advancētiem jogiem
kas prot aizturēt elpu uz daudziem gadiem,
precīzāk, gandrīz uz mūžu
Semjons Haņins. Peldus. Rīga: Orbita, 2013.