Ramunė Brundzaitė

erst musste ich ihr einen Namen geben
erfahren, wie man sie nennt
diese Blüten
die so violett leuchten

dann in einem kleinen Café Platz nehmen
mit einem daraus geflochteten Dach
das Schatten vor der Mittelmeersonne spendete

eine Tasse auf das Blatt stellen
einen Stift darauflegen
sie mit Kaffee bespritzen
das Gebrauchtrad
für 50 Euro
an den Zaun lehnen

an meinem Lieblingsplatz
der von den Römern gepflasterten
Piazza San Giacomo
das schmelzende Gelato
ablecken, ohne es zu berühren

an Sonntagen den Burghügel hochkraxeln
meinen Blick an den Bergen schärfen
wenn der Nebel sich in die Straßen ergießt
mir dort meine Stadt vorstellen

um mich dann in tausenden Kilometern Entfernung
nach hunderten Wochen
in einem eisigen osteuropäischen
Hörsaal
beim Lesen von D’Annunzio
an diese Blütenpracht zu erinnern

the first task was to name,
to find out what we call
those blooms of
violet color

then sit in a little cafe
shaded from the Mediterranean sun
by an arbor enlaced with them

put a cup on the page
my pen
spill coffee
lean a used bike
fifty euro
on the fence

in my favorite place
piazza San Giacomo
paved by the Romans
to touch my tongue
to the already melting gelato

sundays climbing the castle hill
to sharpen my view of the mountains,
seeing the streets enshrouded below with fog,
imagining my city there
hundreds of miles away
hundreds of weeks later
sitting in a frozen East European
auditorium
reading D’Annunzio
I remember this bloom

сперва мы долго вспоминали имя
выясняли, как называются
эти висячие сады
фиолетового цвета

потом сидели в маленьком кафе
опалённые зноем средиземноморского солнца
под их душистой сенью

чашка на странице
пятно от кофе
моя ручка
старый велик за пятьдесят евро
прислоненный к ограде

на моей любимой
пьяцца Сан-Джакомо
мощёной ещё римлянами
я слизывала
почти растаявшее мороженое

по воскресеньям взбирались на замковый холм
полюбоваться горами
и улицами внизу, укутанными туманом
так похожими на мой город
в сотнях миль отсюда

сотни недель спустя,
сидя в мёрзлой
восточноевропейской аудитории
и перечитывая д’Аннунцио
я вспоминаю те цветы